История работы с одним ребёнком просится описать её. Обратилась мама мальчика пяти лет, с проблемой, которая заключалась в том, что мальчик в общественных местах, садике, на улице, в магазине вдруг начинал выкрикивать “какашки, какашки”.

Смеялся неестественным смехом, слово выкрикивал на разные лады и никакие запреты, шиканья и наказания на него не действовали. В особенных случаях он мог снять штаны и показать попу, выкрикивая всё то же слово. Надо ли говорить, до какого обморока это может довести некоторых взрослых.

Приезжаю к ребёнку. Голубоглазый блондин, умный, рассудительный, любознательный мальчик. Понимаю, что, видимо, образ какашек, такой навязчивый и такой объемный, застрял в его голове после какой-то ситуации. Видел что-то в садике? На улице? Ютуб? Выяснить это не представляется возможным, да и не нужно.

Одно понятно, нужно помочь ребёнку выгрузить этот образ из головы, потому что так он пытается самостоятельно его выгрузить всеми подручными способами, но не очень успешно. Рядом присутствующие взрослые не дают нужной поддержки и более того, запихивают образ обратно ему в голову, говоря, что так нельзя, некрасиво и вообще, что это ещё тут такое.

Садимся в его комнате на пластмассовые стульчики за столик. Достаю мелки. Говорю, что будем рисовать.

Он: – А что будем рисовать? – улыбается, с любопытством.
Я, спокойно, как будто говорю слово цветочек или собака: – Какашки.
Он, в страхе, замешательстве, удивлении, шёпотом, оглядывается на дверь: – Какашки?
Я, так же спокойно, мол, ну, да, а в чём вопрос: – Да, какашки, вот тебе листочек, вот мне, я тоже буду рисовать какашки.

У него на лице сменяются эмоции одна за другой, быстро. Он и волнуется, и рад, и страшно ему, и в какой-то момент он всё-таки облегченно выдыхает: -Можно рисовать какашки?
Я: – Да, ты каким цветом хочешь рисовать? Вот тут у меня несколько коричневых цветов, я возьму вот этот. А ты?
Он, берёт один из мелков: – Я этот.

Рисует сначала несмело, но сосредоточенно маленькую какашечку в уголке листа. Уже выдох. Вижу, как с каждым штрихом у него тело начинает расслабляться. Я говорю, что хочу нарисовать очень большую какашку и рисую огромную на весь лист. Опять глаза его в удивлении, страхе, но позволение и выдох всё же берут верх. Рисует большую.

Говорю, что мне одного листика мало для рисунка, возьму ещё листик, на другом нарисую много разных какашек. Улыбается. Тоже берёт ещё листики. Ещё рисует. Проходит какое-то время, глубоко дышит, молчит, старательно вырисовывает серию разнокалиберных какашек. Меняет оттенки мелков. Вдруг наклоняется ко мне и шепотом спрашивает:

-А понос можно нарисовать?
-Можно, – с интонациями и состояниями, что какашки, что понос, что уточка, что машинка – всё одно и всё можно, конечно, пожалуйста, можешь даже не спрашивать, рисуй, что там тебе хочется.

У мальчика зарозовели щеки. Изрисовал ещё несколько листов поносом. Тело расслабилось. Захотел полежать на полу! Лег на коврик по центру комнаты и пару минут полежал. Вижу, какое освобождение для психики только что произошло. Долгожданное.

Вспомнил, что какашки нужно смывать в туалете. Идем в туалет, рвём листочки на кусочки и смываем (прости, унитаз, но у нас важное дело)

Больше мальчик не выкрикивает слово “какашки” в публичных местах и не показывает попу на публике.